ГЛАВА 1. ЗАПРЕТИТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ

Исторически сложилось так, что первыми системами борьбы против наркомании и контроля за наркотическими веществами стали системы запрещения употребления и распространения наркотиков. Гонениям часто подвергались также алкоголь и табак. Можно вспомнить фигурирующий в Коране запрет на употребление вина, который до сих пор остается в силе в некоторых исламских странах. В 1650 султан Оттоманской империи Мурад IV ввел наказание смертной казнью для любого, кто был уличен в курении табака (1). На Руси в XVII веке при царе Михаиле Федоровиче курильщиков табака сажали в темницу и пытками выведывали имя продавца, у которого они этот табак приобрели (2). Первые законы, запрещающие опиум в Китае (1792 г.) наказывали торговцев этим наркотиком смертью путем странгуляции (удушения)(3).

Все запретительные режимы имеют в своей основе библейски простой принцип: уничтожение предложения любого наркотического вещества для использования в целях иных, нежели научные либо медицинские, путем полного и всеобщего их запрещения, а также репрессий в случае нарушения запрета. Логика запретительных систем такова: для того, чтобы решить проблемы, вызываемые алкоголизмом, табакокурением или наркоманией, достаточно запретить алкоголь, табак и наркотики. Это решение просто в теории, однако не так легко выполнимо на практике. Мы попытаемся измерить обоснованность этой логики, рассмотрев сначала теоретические принципы и основы систем запрещения (§1), а затем способы реализации их на практике (§2).

§1. Принципы и основы запретительных систем

А. Идеологические и моральные аргументы.

В установлении режимов запрета аргументы морального плана имеют первоочередную роль. Они вытекают, прежде всего, из религиозной идеологии.

На Западе, особенно в англо-саксонских странах, огромное влияние на складывание общественной морали оказало протестантство. Протестантская этика призывала к «моральному крестовому походу» против грешных соблазнов, под которыми подразумевались табак, алкоголь, наркотики, проституция и т.п.(4), видя в воздержании от них идеал благодетели. Движение за трезвость широко распространилось в Англии, Ирландии и США, объединив представителей церкви, пионеров морали, врачей и просто обычных добропорядочных граждан, озабоченных падением нравов, причиной которому считалось распространение вышеуказанных грехов. Особенная активность Обществ (Лиг) трезвости была направлена против алкоголя и наркотиков. В Англии известна деятельность квакерского Англо-восточного общества за прекращение торговли опиумом, требовавшего от британского правительства отмены и запрещения импорта опиума из Индии в Китай (5), который имел место в XIX веке и даже привел к двум англо-китайским « опиумным » войнам в 1839-1842 и в 1856-1858 гг. В США серьезное влияние имели активисты англиканской и методической церквей, а также т.н. Антисалунные лиги (Ligues anti-saloon). Например, епископа филиппинского Чарльза Брента (BRENT) многие исследователи считают основной фигурой в установлении антинаркотического запретительного режима в США и инициатором созыва в 1909 г. Шанхайской опиумной комиссии. Письмо Брента президенту США Теодору Рузвельту от 24 июня 1906 г., в котором епископ описывает беды, приносимые опиумом населению Филиппин и Китая, и просит президента принять запретительные меры к опиуму на международном уровне, вошло в историю как отправная точка установления международного контроля над наркотиками (6). Усилия Антисалунных лиг привели к принятию в 1919 г. 18-ой поправки к американской Конституции (т.н. Volstead Aсt), запрещавшей на территории страны производство, перевозку и продажу напитков, содержавших более 1% алкоголя (7). В 1921 году 14 американских штатов ввели запрет на продажу сигарет и табака и 92 проекта антитабачных законов готовились в еще 28 штатах (8).

Деятельность, развернутая Лигами трезвости находила поддержку как среди миллионов простых граждан, так и среди политических элит англо-саксонских государств. Пропаганда образа идеального гражданина была на руку руководящим классам. Действительно, социальные выгоды воздержания налицо: ведь тот, кто не курит, не пьет, не употребляет наркотики и умеет сопротивляться этим соблазнам, обладает массой достоинств для общества: он не портит свое здоровье и здоровье окружающих, он не склонен нарушать общественный порядок, он не может прогулять работу «по пьянке», он практически ничего не стоит системе здравоохранения и прочим социальным организмам и т.д.

Пуританская мораль воинствующих протестантов была взята на вооружение даже политическими партиями. Например, успех Либеральной партии Великобритании на выборах 1906 г. во многом был обеспечен привлекательными лозунгами борьбы с алкоголем и наркотиками, занимавшими важное место в предвыборной кампании либералов (9). В США некоторые политики во время своих выступлений использовали детишек, которые, разодетые в белые стихари, распевали антиалкогольные гимны, а также женщин, которые, стеная и плача, рассказывали потрясенным слушателям о несчастной доле жены алкоголика (10).

В качестве аргументов сторонники запрещения алкоголя и наркотиков часто приводили так называемую «теорию дегенерации», разработанную учеными Морелем (MOREL) и Легрэном (LEGRAIN) (11). Теория дегенерации, в основном, приводилась как аргумент за запрещение алкоголя, но a fortiori применительна к наркотикам. Согласно этим авторам, «алкоголизм является наследственным пороком. Получив его от предков, алкоголики передают его своим потомкам. Дегенераты плодят пьющих, пьющие плодят дегенератов» (12). Следовательно, нужно разорвать этот порочный круг путем полного запрещения этих продуктов. В подобном ключе рассуждали и отцы американской теории «dope fiend » - «наркомана-дегенерата», «вырождающегося наркомана» (13).

Надо сказать, что движение за трезвость было широко распространено и в России. Лучшие умы нашего государства - Г.Р.Державин, Н.А.Добролюбов, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой - в своих книгах и статьях гневно обрушивались на политику алкоголизации российского крестьянства, проводившуюся в XIX веке царским правительством. Понимая, чем грозит пьянство и какие беды оно может принести народу, они, подобно западным моралистам (руководствуясь, разумеется, уже не протестантской этикой, а православными ценностями), обличали пороки употребления алкоголя с помощью тех же самых моральных аргументов. Лев Толстой, например, написал целую серию статей, глубоко анализирующих проблему алкоголизма в России: «К молодым людям», «Обращение к людям-братьям», «Богу или Маммоне», «Для чего люди одурманиваются?» и др. В одной из них, которая называется «Пора опомниться» (1889), писатель, в частности, отмечает: « Вино губит телесное здоровье людей.., губит душу людей и их потомство и, несмотря на это, с каждым годом все больше и больше распространяется употребление спиртных напитков и происходящее от него пьянство. Заразная болезнь захватывает все больше и больше людей: пьют уже женщины, девушки, дети. И взрослые не только не мешают этому отравлению, но, сами пьяные, поощряют их. И богатым, и бедным представляется, что веселым нельзя иначе быть, как пьяным или полупьяным; представляется, что при всяком важном случае жизни: похоронах, свадьбе, крестинах, разлуке, свидании, самое лучшее средство показать свое горе или радость состоит в том, чтобы одурманиться и, лишившись человеческого образа, уподобиться животному» (14).

Прочие моральные аргументы сторонников запрещения наркотиков довольно известны. Алкоголю и наркотикам упрекалось многое: они способствуют падению нравов (распущенное поведение, пьянство, дебоши), росту преступности (нападения, грабежи, убийства), они разрушают семьи, калечат жизни детей (сироты после развода родителей), ставят под сомнение моральные ценности и т.д. и т.п.

В наши дни, когда алкоголь давным-давно разрешен, тезис воздержания от него сменился общественной моралью умеренности, менее строгой и более терпимой. Пить, как говорится в России, «культурно» уже никому не возбраняется, хотя злоупотребление алкоголем по-прежнему морально порицается. Уходят в прошлое и многие другие традиционные моральные запреты, табу - секс, азартные игры, гомосексуализм, аборты, эвтаназия (медицинское умерщвление человека ради облегчения страданий). Моральные аргументы теряют свою силу и по отношению к наркотикам. Поэтому сторонники запрещения наркотических веществ все чаще обращаются в защите своей теории к аргументам медицинским и социальным.

Б. Медицинские и социальные аргументы.

Медицинские и социальные аргументы являются лучшим оправданием существования запретительных систем. Если на моральные аргументы противники запретительства могут привести столь же убедительные контраргументы (см. §1 главы 3 настоящей работы), то обязанность государства защищать здоровье своих граждан оспаривать труднее. Действительно, необходимость выполнять эту миссию оправдывает стремление государства и международного сообщества к принятию мер по противодействию распространению наркомании и установлению контроля над наркотиками. Однако вопрос состоит в том, чтобы выяснить, почему эти меры должны быть именно запретительными. Идеологи запретительных систем пытаются доказать, что наркотические вещества представляют угрозу для общества самим своим существованием, с самого своего появления. И запрещать их необходимо именно для того, чтобы наркотики имели как можно меньше шансов проникнуть в общество, для того, чтобы задушить наркоманию в зародыше, пока она еще не успела распространиться. Сторонники запрещения оперируют с целью демонстрации всего этого двумя тезисами - «эпидемии» и «эскалации».

Тезис «эпидемии» хорошо представлен у француза Габриэля Нагаса (NAHAS). Ученый развивает его следующим образом: природное стремление человека использовать наркотики для достижения состояния эйфории усугубляется социальным контекстом их употребления. Ведь если человек не знает, где достать наркотики, каким способом их употреблять, он вряд ли станет наркоманом. Если же он соприкасается с кругами наркоманов (друзья, знакомые, окружение и т.д.), они могут вовлечь его в употребление наркотиков, «заразить». Таким образом, наркомания уподобляется заразной болезни, распространяющейся от уже «больных» к еще «здоровым», от опытных наркоманов к новичкам. Такой «прозелитизм» (этот термин в теологии означает обращение в веру тех, кто к ней не принадлежит) можно предотвратить только запрещением наркотиков. Проще не допускать к ним людей вообще, чем потом, когда они станут наркоманами, тратить деньги и силы на их лечение, реинтеграцию в общество и т.д. (15) Подобные тезисы содержатся и в работах отечественных исследователей. Например, А.А.Габиани пишет, анализируя результаты социологического исследования наркотизма в СССР в 1988 - 1989 гг.: «Чаще всего лечение наркомании не имело должного эффекта, а полного излечения не наступало ни в одном рассматриваемом нами случае. Все это говорит о неэффективности лечения и диктует необходимость профилактики. Иными словами, самое надежное средство борьбы с наркоманией - недопущение обращения молодых людей к наркотикам» (16).

Логика этих размышлений кажется безупречной, однако она подходит не только к «запрещенным» наркотикам, но и к «разрешенным» - табаку и алкоголю. Зачастую и к сигаретам, и к рюмке люди приходят также не сами, а под влиянием окружающих, поэтому тезис «эпидемии» применим также и к алкоголизму, и к никотиномании. Но Нагас и его сторонники распространяют эту теорию лишь к запрещенным наркотикам, оправдываясь их большей «токсикогенностью», то есть способностью вызывать привыкание. Это доказывается с помощью следующих данных. Исследования злоупотребления различными веществами показывают, что из числа тех, кто употребляет алкоголь, переходит к его постоянному употреблению, т.е. начинает зависеть от него 7%, к каннабису привыкает 20 (Франция) - 50 (Ямайка) процентов, а из употребляющих кокаин или героин - 90-95% (17). Таким образом, наркотики следует считать более опасными, чем алкоголь, так как в процентном соотношении они вызывают привыкание у большего количества людей, их употребляющих.

Все бы хорошо, однако в этом перечислении почему-то всегда пропускается табак, хотя результаты исследования его токсикогенности хорошо известны. Тот же Нагас признает, что никотиноманами становится 33-54% (18) тех, кто пробовал курить сигареты. Следовательно, согласно критериям Нагаса, табак настолько же (а то и в большей степени) токсикогенен, нежели каннабис. Тогда как же можно объяснить, что каннабис запрещен, находится под строгим международным контролем и даже занесен в Список IV Единой конвенции 1961 г. как «особо опасный» (см. ст. 2, п.5а Конвенции), а табак не только разрешен и свободно продается везде, но и всячески навязывается с помощью рекламы, кинофильмов и пр.?

Сторонники запретительного режима находят ответ и на этот довод, и не один, а целых два. Первый состоит в том, что даже если токсикогенность каннабиса и ниже токсикогенности табака, все равно коноплю надо запрещать, чтобы не прибавлять к уже существующим алкоголизму и табакокурению еще одно зло - каннабизм. Уж лучше оставить несправедливость в правовом положении двух этих веществ, чем допустить новый беспорядок, который может вызвать легализация каннабиса. Вторая причина оставить каннабис в рамках режима контроля, устанавливаемого запретительными системами - так называемая «теория эскалации», т.е. утверждение о том, что употребление конопли является этапом, «ступенькой» к переходу на употребление более сильных наркотиков.

Теория эскалации является аргументом, оправдывающим запрещение так называемых «легких» наркотиков. Она основывается на гипотезе о том, что употребление марихуаны и гашиша непременно подталкивает, заставляет человека переходить на так называемые «крепкие» наркотики - кокаин, опиаты и пр. Эта гипотеза была выдвинута рядом американских ученых в конце 30-х годов (19) и была взята на вооружение сторонниками запретительных систем с 60 гг. (20).

Соглаcно этим авторам, человек, употребляющий каннабис, стремится расширить гамму новых ощущений, которые дает ему этот наркотик, и поэтому рано или поздно переходит с этой целью на употребление новых, еще «неизведанных» веществ. Такая эскалация постепенно «засасывает» его, заставляя переходить от марихуаны к кокаину, затем к ЛСД и амфетаминам, и, наконец, к опиатам - морфию, героину. Короче говоря, любой курильщик марихуаны является потенциальным героиноманом.

Изобретатели теории эскалации опираются на соотношение среди героиноманов тех, кто « начинал » с того или иного наркотика. Один процент попавших в зависимость от героина не употребляли никаких наркотиков вообще, 4% употребляли алкоголь или табак и 26% «начали» с марихуаны (21). Таким образом, риск перейти на употребление «крепких» наркотиков больше у тех, кто употребляет «легкие» наркотики (марихуана), нежели у тех, кто употребляет алкоголь и табак или воздерживается от наркотиков вообще.

В теоретическом плане тезис эскалации весьма слаб и недостаточно обоснован. Он не может объяснить, например, почему легализован тот же табак, хотя он не менее опасен, чем марихуана и т.д. Однако для запретительных систем, как мы увидим в следующем параграфе, он имеет довольно важное значение.

Итак, мы перечислили основные доводы сторонников запретительных систем контроля над наркотиками. Перейдем теперь к рассмотрению действия этих систем на практике.

§2. Установление и функционирование запретительных систем.

В этом параграфе мы рассмотрим общий механизм работы систем противодействия распространению наркомании и контроль за наркотическими веществами, основанных на логике запрещения. Продолжая исторический экскурс, начатый во вступлении и в §1 этой главы, сначала мы опишем установление запретительного режима в США, поскольку это государство являет собой классический пример реализации запретительных идей в области сдерживания наркомании (пункт А), а затем поговорим немного о системе международного контроля над наркотиками как о глобальном запретительном режиме (пункт Б).

А. Американская история.

По единодушному мнению специалистов, Соединенные Штаты Америки играют в праве о наркотиках центральную роль (22). Первенство США в концерте наций по наркотическому вопросу, действительно, трудно оспорить: им принадлежит инициатива созыва международных конференций по выработке Конвенций о наркотических средствах и психотропных веществах, они стояли у истоков создания международных органов контроля над наркотиками (Международный комитет по контролю над наркотиками, Фонд ООН для борьбы со злоупотреблениями наркотическими средствами и т.д.). Активные поборники принципа ограничения использования наркотиков медицинскими и научными целями и запрещения их употребления в целях иных, Соединенные Штаты сумели убедить международное сообщество в необходимости криминализации употребления и торговли наркотиками и в обязательности борьбы с ними. Очень много сил и средств Америка уделила укреплению международного сотрудничества в этой борьбе, и этот вопрос был и является ныне неотъемлемой частью внешней политики США. К месту здесь будет упомянуть американские дипломатические демарши, направленные против стран-производителей наркотических веществ с целью заставить их ограничить, а то и вовсе прекратить выращивание наркосодержащих растений. Зачастую давление США на эти страны принимали форму настоящего шантажа, как например, угрозы американского Конгресса остановить экономическую и военную помощь некоторым странам-производителям опия (Турция, Таиланд) (23). Дело доходило до прямых военных вмешательств. «Война против наркотиков» (War on Drugs), провозглашенная президентом Никсоном и подхваченная его преемниками на посту главы государства, велась не только на американской территории, но и в Мексике, Колумбии, Боливии (24). Вторжение войск США на Панаму также проходило под знаменем борьбы с наркобизнесом. Одним словом, Америка возглавляет мировой крестовый поход против наркотиков для обеспечения существования запретительного режима контроля за ними на собственной территории.

Запретительная модель контроля за наркотическими веществами в Соединенных Штатах зиждится на принципе уничтожения предложения наркотических средств для употребления в немедицинских целях путем борьбы («войны») с поставленными вне рамок закона производством, продажей и даже употреблением наркотиков. Углубляясь в историю, можно без труда обнаружить, что именно в США в конце ХIХ - начале ХХ веков раньше всего созрели социальные условия, потребовавшие претворения в жизнь запретительной политики по отношению к наркотикам на основании аргументов, о которых говорилось выше.

Активная реклама и продажа фармакологическими фирмами наркотикосодержащих «чудо-лекарств» (25) привела к расширению бесконтрольного распространения наркотических средств. В штате Айова, к примеру, в середине 1880-х гг. героин находился в свободной продаже в 3000 торговых точках, при тогдашнем населении этого штата в 2 млн. человек это составляло 1 пункт распространения на 650 человек (26). Импорт наркотиков в США также достиг немалой цифры, скажем, одного только морфина из лабораторий Англии и Германии ежегодно ввозилось 500 кг.(27) Однако стремление руководящих классов Америки к установлению запретительного режима контроля над наркотиками нельзя объяснить лишь одним желанием снизить их продажу и употребление или ограничить их ввоз. Далеко не забота о населении была причиной принятия антинаркотических законов.

В первую очередь, запретительные законы принимались под влиянием широкомасштабной пропаганды Лиг трезвости и протестантских движений за запрещение алкоголя и наркотиков (об этом уже было рассказано в §1 этой главы). Второй важной причиной принятия первых запретительных законов был обыкновенный расизм. В сознании белого протестантского большинства Америки ХIХ века беды, приносимые алкоголем и наркотиками, устойчиво ассоциировались с испорченностью представителей национальных и религиозных меньшинств, иммигрировавших в Штаты. Например, алкоголь считался грехом католиков и евреев, в большом количестве прибывавших в Америку в конце XIX столетия (28), опиум ассоциировался с иммигрантами китайской национальности, кокаин - с представителями черной расы, а марихуана - с мексиканскими «чиканос» (29). Поэтому первые запретительные законы в США имели целью оградить «белых протестантов англо-саксонской расы» от наркотической заразы, заносимой нецивилизованными инородцами-иммигрантами и были направлены главным образом против последних. Так, уже упоминавшийся антиопиумный декрет, принятый в 1875 г. в Сан-Франциско запрещал употребление опиума, но это запрещение касалось только китайских курилен. Закон 1887 г. запрещал китайцам импортировать опиум со своей исторической родины под страхом депортации из Штатов. В 1901 г. продажа опиума и алкоголя вообще была запрещена представителям «нецивилизованных рас» (30).

Как видим, первые наркотические законы вряд ли преследовали цель сократить потребление наркотиков американцами или предотвратить распространение наркомании. Речь, скорее, шла о попытке найти виноватого в том, что белая протестантская Америка погружается в пучину наркомании. Таким «козлом отпущения» и стали китайцы-иммигранты, хотя, как мы уже говорили выше (см. §1), опиумосодержащие лекарства были в то время в повсеместной свободной продаже.

Почти такая же история произошла с кокаином, только на этот раз виновниками распространения наркомании оказались афро-американцы. Если бедность и криминогенная обстановка «чайна-таунов» объяснялись исключительно пристрастием китайцев к опию, то ответственность за нищету и насилие в негритянских гетто целиком возлагалась на кокаин (31). Газеты без устали печатали «сенсационные» материалы об ужасных преступлениях, совершенных китайцами и чернокожими под влиянием, соответственно, опиума и кокаина. Вскоре миф о причинно-следственной связи между употреблением наркотиков и преступностью крепко засел в головах американцев. Напуганные антинаркотической пропагандой расистского толка, обработанные воителями морали, церковниками и соловьями из Лиг трезвости, ВАСПы тысячами вставали под знамена движения за запрещение алкоголя и наркотиков.

Вскоре их усилия увенчались успехом: в 1914 г. был принят первый федеральный закон, ограничивавший производство и продажу опия и опиатов - Harrison Narcotic Act, который устанавливал федеральный налог (таксу) на изготовление и реализацию опийных препаратов и медикаментов и вводил наказание для врачей, отпускавших опиум для использования в немедицинских целях (32). Система регламентации производства и продажи опия была укреплена и распространена на коку и кокаин законом 1922 г. - Narcotic Drug Import and Export Act, который ограничивал импорт опия-сырца и листьев кока медицинскими и научными потребностями.

Запретительная система довольно быстро распространялась и укреплялась, перекидываясь на многие вещества и продукты, вызывавшие опасения. Не устояли перед ней даже табак и алкоголь (запрет на последний был введен 18-ой поправкой к Конституции США в 1919 г.). Антинаркотическая кампания набирала обороты и вскоре избрала новую мишень - марихуану.

Американские запретители поглядывали в сторону каннабиса уже давно. Первые попытки поставить эту, в общем-то, безобидную травку вне закона предпринимались еще при обсуждении вышеупомянутого Harrison Narcotic Act, хотя в окончательную версию этого документа она не попала. Запрещение марихуаны связано с энергичной деятельностью директора Федерального Бюро по Наркотикам (Federal Bureau of Narcotics - FBN) Гарри Энслинджера (ANSLINGER), возглавлявшего это учреждение с 1930 по 1960 гг. Энслинджер был непримиримым противником наркотиков и предводителем борьбы с ними в США в то время. Этот «царь наркотиков» считал наркоманов «аморальными, порочными и прокаженными существами», а торговцев наркотиками - «самыми безжалостными и самыми бесчувственными преступниками в мире» (33). Умело оперируя общественным мнением, не гнушаясь порой откровенной дезинформацией и пропагандой, Энслинджер развернул настоящую войну против наркотиков. Его активность на этом поприще некоторые исследователи объясняют стремлением оправдать затраты государственного бюджета на деятельность Федерального Бюро по Наркотикам и тем самым удержать свое кресло начальника (34). Как бы там ни было, Энслинджер оставался основной фигурой американского крестового похода против наркотиков и в течение 30 лет во многом определял антинаркотическую политику США.

Особенно невзлюбил директор FNB марихуану. В борьбе с нею Энслинджер использовал все аргументы в пользу запрещения, о которых мы рассказывали выше. В своих статьях и книгах он писал и об «антисоциальной натуре» употребляющих коноплю, и о «возмутительных преступлениях», совершаемых под ее воздействием, и об «умственной деградации» наркоманов.(35) Он, правда, отвергал «теорию эскалации», считая, что употребление «крепких» наркотиков - не обязательно следствие употребления марихуаны. Зато преуспел Энслинджер в раздувании мифа о связи марихуаны и преступности. (36) На самом деле, запрещение марихуаны проходило точно по такому же сценарию, что и запрещение опиума и кокаина, и расизм, на этот раз по отношению к мексиканскому населению южных штатов, сыграл в этом деле далеко не последнюю роль.

Десятки тысяч мексиканцев ежегодно пересекали южную границу США, спасаясь от голода и нищеты в своей стране. Они устраивались на низкооплачиваемую работу к американским фермерам, на шахты, на железные дороги и т.п. Скоро в четырех южных штатах - Техасе, Аризоне, Калифорнии и Нью-Мексико - численность мексиканского населения достигла 90%. Такое положение начало беспокоить местные и федеральные власти, тем более, что в 1929 году страну охватил экономический кризис, который до предела обострил социально-политическую обстановку в стране. В южных штатах «Великая депрессия» привела к закрытию многих предприятий и увольнению тысяч трудящихся. Недовольство оставшихся без работы американцев обратилось на выходцев из Мексики, которые являлись конкурирующей рабочей силой, более дешевой и поэтому более предпочтительной для работодателей. Доведенное до отчаяния «коренное» население южных штатов приветствовало принятие местными властями правовых актов, позволяющих депортацию мексиканцев на родину. Арестовывались и высылались те из них, кто не имел разрешения на иммиграцию в США, постоянного адреса в стране и т.д.(37) А поскольку многие мексиканцы употребляли марихуану, было решено криминализировать этот наркотик, для того, чтобы «охватить» репрессиями ту часть «инородцев», которая не подпадала под два первых критерия. Кампания против марихуаны прошла абсолютно точно так же, как и операции против опия и кокаина, благо сценарий был уже хорошо разработан - сначала статьи о вреде марихуаны для здоровья, затем жуткие газетные истории о грабежах и изнасилованиях, совершенных мексиканцами-курильщиками конопли и, наконец, принятие закона 1937 года, запрещавшего хранение и распространение этого растения.

Этот закон - Marihuana Tax Act - отличался суровостью по отношению к уличенным в хранении марихуаны, наказывая их за это «преступление» тюремным заключением сроком от 2 до 10 лет (при первом задержании), 5-10 годами тюрьмы при повторном и 10 - 40 годами при третьем аресте подозреваемого. (38) Основанием такой строгости, как уже указывалось выше, являлся тезис взаимосвязи употребления марихуаны и совершения правонарушений, инспирированный пропагандистской машиной Энслинджера со товарищи, а также медицинские доказательства крайней вредности каннабиса для общественного здоровья. Кстати, первые медицинские доклады о токсическом воздействии каннабиса на человека финансировались непосредственно местными властями южных штатов, и в некоторых из этих докладов содержались прямые указания на то, что марихуана влияет на психологическую уравновешенность именно мексиканцев, а не вообще всех людей, и подталкивает их тем самым к совершению преступлений. Это позволило многим ученым говорить о недостаточной научной объективности и политической ангажированности этих исследований (39) и до сих пор запрещение конопли вызывает критические отклики у специалистов в области наркомании. Упрекая сторонников энслинджеровской запретительной модели в излишней жесткости и перегибах по отношению к марихуане, критики утверждают, что каннабис менее опасен, чем табак и алкоголь (которые ко времени появления запрета на коноплю были уже разрешены и коммерциализированы), и поэтому его зачисление в разряд запрещенных наркотиков является «исторической ошибкой» и даже «скандалом»(40).

Однако, несмотря на критику, запретительная политика по отношению к наркотикам в США продолжалась. Принимались все новые законы, ограничивавшие производство наркотических средств и усиливавшие наказания за нарушение ограничений. Так, Opium Poppy Control Act (1942) запрещал выращивание опийного мака без разрешения федеральных властей, Boggs Act (1951) устанавливал наказание за хранение и продажу наркотиков, Narcotics Control Act (1956) увеличивал эти наказания. Вскоре возникла необходимость объединить все принятые разрозненные законы в единый правовой документ, на основе которого можно было бы проводить общую политическую стратегию по отношению к наркотикам. Такой документ был принят в 1970 году под названием Controlled Substances Act - Акт о веществах, подлежащих контролю. Сегодня он является основным текстом в американском праве о наркотиках.

Закон 1970 г., как видно из его названия, относится не только к собственно наркотическим средствам (narcotic drugs)(41), но и к психотропным веществам (psychotropic substances) и к прочим опасным субстанциям, за исключением, однако, табака и алкоголя. Текст его состоит из трех частей: организация лечения и исследования наркомании, контроль и борьба с незаконным оборотом наркотиков, регламентация международной торговли контролируемыми веществами. Для нас наиболее интересны положения второй главы этого закона, относящиеся, с одной стороны, к классификации веществ, подлежащих контролю и, с другой стороны, к инкриминированию правонарушений, связанных с наркотиками и к наказаниям за них.

Американская классификация контролируемых веществ основывается на их разделении на пять списков (schedules), в зависимости от строгости применяемого к ним юридического режима.

В Список 1 занесены растения и вещества, которые способны быть предметом сильного злоупотребления и не имеют применения в медицине или употребление которых под медицинским контролем не представляет достаточной безопасности для здоровья. К ним относятся большинство опиатов синтетического (декстроморамид, норметадон, пропирам...) и полусинтетического (героин, ацеторфин, дезоморфин...) приготовления, галлюциногены (марихуана, мескалин, псилоцибин, тетрагидроканнабинол...) и меклоквалон.

В Список 2 входят вещества, способные быть предметом сильного злоупотребления, но которые имеют применение в медицине. Злоупотребление ими может привести к ярко выраженной физической или психологической зависимости. К ним относятся: натуральные (опий, настойка опия), синтетические (метадон, петидин, фентанил...) и полусинтетические (морфин, кодеин) опиаты, амфетамины (амфетамин, метамфетамин, фенметразин) и барбитураты (пентобарбитал, секобарбитал, метаквалон).

Список 3 включает вещества, способные быть предметом менее сильного, по сравнению с веществами Списков 1 и 2, злоупотребления. Они используются в медицине и злоупотребление ими может вызвать умеренную физическую или психологическую зависимость. Это амфетамины (бензфетамин, хлорфентермлин, мазиндол...), барбитураты (лизергиновая кислота, глутетимид, сульфонметан...), а также препараты из Списка 2, концентрация которых в лекарственных смесях не поднимается выше определенных пределов.

Список 4 объединяет субстанции, образующие более слабый, по сравнению с веществами Списка 3, риск стать предметом злоупотребления, имеющие использование в медицине и способные вызвать ограниченную физическую либо психологическую зависимость. Среди них находятся препараты, содержащие наркотики в слабых дозах, легкие барбитураты (барбитал, мепробамат, фенобарбитал...), транквилизаторы (диазепам, оксазепам, декстропропокзифен...), стимуляторы (фентермин, пемолин) и фенфлурамин.

В Список 5 занесены препараты с очень слабым содержанием наркотиков, имеющие широкое использование в медицине и способные вызвать слабую зависимость у человека.

Как видно, американская классификация, как и классификация международная, отдает приоритет критерию медицинской пригодности того или иного вещества, полностью соответствуя тем самым запретительной логике (принцип разрешения использовать наркотики только в медицинских целях). Те наркотики, которые, согласно фармакологическим классификациям, вызывают слабую зависимость у человека и представляют умеренный риск стать предметом злоупотребления, но не имеют никакого медицинского применения (например, марихуана), оказываются в одном ряду с действительно сильными и опасными наркотиками - героином, амфетаминами и барбитуратами. Это нельзя объяснить ничем иным, кроме как историческими обстоятельствами формирования американского права о наркотиках, среди которых первоочередное значение имели особый менталитет белых американцев (протестантская мораль, расизм и недоверие к иностранцам), отдельные события (экономический кризис 1929 г.) и, в особенности, умение и способности государственного механизма пропаганды манипулировать массовым сознанием в целях поддержки того или иного политического решения. Впрочем, указанный недостаток классификации (юридическое равенство веществ, совершенно различных по фармакологическим характеристикам, например, героина и каннабиса) присущ и международному праву (оба этих вещества занесены в Список 4 Единой Конвенции). Между тем, именно подобное политически пристрастное и несправедливое в чисто научном плане отношение к наркотикам осложняет действенность систем контроля над ними, в особенности систем запретительной ориентации.

Теперь поговорим о репрессивной стороне американской модели. Строгость наказания правонарушений, предусмотренных законом 1970 года, варьируется в зависимости от вещества, с которым это правонарушение было совершено. Наказание зависит также от тяжести совершенного незаконного акта. Все нарушения закона 1970 г. делятся на три категории - А, В и С.

Категория А включает такие деяния, как изготовление, распространение и владение наркотическими средствами в целях торговли. Они наказываются различными сроками заключения и денежными штрафами от 15 лет и 25 000 $ для веществ Списка 1 до 1 года и 5 000 $ для веществ Списка 5.

Категория В относится к гражданам медицинской и фармацевтической профессии, уличенным в незаконной выдаче рецептов на вещества под контролем или самих этих веществ. Эти люди рискуют штрафом в 25 000 $ либо тюремным заключением.

Категория С - правонарушения, связанные с фактами ложного информирования администрации легальными фабрикантами и дистрибьютерами контролируемых веществ о своей деятельности, а также факты использования средств массовой информации (прессы, радио, ТВ) с целью побуждения к употреблению или торговле наркотиками или облегчения нарушения закона 1970 года. Оба этих деяния наказываются тюремным заключением сроком 4 года и штрафом в 30 000 $.

Естественно, наказание за наркопреступления увеличиваются в случае рецидива, факта продажи наркотиков несовершеннолетним и т. п. Эти меры вполне понятны и комментариев не требуют. Остановимся на более оригинальных положениях Закона 1970 г. о веществах, подлежащих контролю, которые касаются хранения наркотиков для личного употребления (т.н. «простое хранение»). Закон карает простое хранение наркотического средства тюремным заключением сроком до 1 года и штрафом в 5 000 $. Несмотря на то, что закон не предусматривает ответственности за употребление наркотиков, фактически эта мера направлена против наркоманов, которых сажают в тюрьму за простое хранение. При первом задержании совершившего это правонарушение судья может заменить тюремное заключение мерами судебного контроля (probation) или даже вовсе освободить обвиняемого от всякого наказания и остановить судебное преследование без объявления его виновным. Следует добавить также, что инкриминирование и наказание простого хранения наркотиков входит в компетенцию и местных судебных властей, которые могут изменить меру наказания, предусмотренную федеральным законодательством. Так, многие штаты начали проводить с 1970-х гг. политику «декриминализации» простого хранения марихуаны. В 11 штатах - Аляске, Калифорнии, Колорадо, Мэне, Миннесоте, Миссисипи, Нью-Йорке, Небраске, Северной Каролине, Огайо и Орегоне - хранение марихуаны количеством менее 11 унций (311 г.) является не уголовным, а административным правонарушением (42). Таким образом, можно сделать вывод о том, что Controlled Substances Act 1970 г., несмотря на строгость некоторых своих положений, был более мягким, по сравнению с предыдущими законами (например, Marihuana Tax Act 1937 г.). Однако, вскоре все послабления были сведены на нет следующими правовыми актами.

Настоящий крестовый поход против наркотиков начался в Соединенных Штатах после объявления в 1972 г. президентом Никсоном «войны с наркотиками». «Или мы победим наркотики, или наркотики победят нас», - заявил он, открывая новый этап запретительно-репрессивной политики в области наркомании. Наступление на наркотики было предпринято по всем направлениям с использованием всех возможных сил и средств: ведь теперь в устах идеологов американской запретительной системы ставкой в этой войне стали не только народное здоровье и безопасность. Под угрозой внезапно оказались «принципы демократического общества» и даже «основы цивилизации» (43). В 1973 году на территории США действовало 13 официальных государственных учреждений, в компетенцию которых входила борьба с наркотиками (44). Это не помешало создать еще одно федеральное агенство - знаменитую Администрацию по наблюдению за наркотиками - Drug Enforcement Administration (DEA), в задачу которого входит реализация программ надзора за исполнением федеральных законов о наркотиках, координирование и оценка результатов официальной государственной наркополитики, подготовка проектов реформ системы контроля за наркотическими средствами. В компетенцию этой службы входит также выработка программ и общее руководство по выявлению и наказанию виновных в нарушении антинаркотических законов на территории страны и на ее границах, хотя непосредственно поимкой преступников занимаются соответственно полиция и таможня. Главной же задачей DEA является «борьба против развития международной незаконной торговли наркотиками» (45), которая ведется не столько в США, сколько в «горячих наркотических точках» планеты, где выращивается и производится белая и прочих цветов смерть - в Мексике, Колумбии, Боливии, Перу, странах «Золотого треугольника» (Таиланд, Бирма, Лаос) и «Золотого полумесяца» (Пакистан, Афганистан, Турция).

Сменивший Никсона президент Р.Рейган продолжил войну с наркотиками, объявив ее одним из приоритетов внутренней и внешней политики Соединенных Штатов. Несмотря на некоторое внимание к медицинской стороне проблемы наркомании (46), американская политика по отношению к наркотикам по-прежнему продолжала развиваться в направлении ужесточения запретов и усиления репрессий. Новые законы прежде всего касались незаконной торговли наркотиками. Так, The Controlled Substances Penalties Amendment Act (1984) увеличивал максимальное наказание за наркопреступления категории А (изготовление, распространение, торговля) до пожизненного тюремного заключения и штрафа в 8 000 000 $ (47). Anti-drug Abuse Act (1986) предусматривал целый план битвы с международными организациями незаконных наркоторговцев. Было создано специальное боевое подразделение для охоты за ними - US-Bahamas Drug Interdiction Task Force, снабженное вертолетами и быстроходными катерами, вошедшее в состав DEA (48). Сама же Администрация по наблюдению за наркотиками, переведенная в 1982 г. под контроль ФБР, превратилась в мощную организацию с бюджетом в 97,2 млн. долларов и коллективом в 4 500 человек (49). О размахе ее деятельности можно судить хотя бы по доверенной агентству программе Snowcap, которая предусматривала предоставление 12 странам Центральной и Латинской Америки финансовой и военной помощи на сумму в 200 млн. долларов ежегодно для уничтожения зон выращивания и производства наркотиков (50).

Война с наркотиками достигла апогея в 1988 году, когда был принят целый сборник федеральных законов, объединенных под названием Omnibus Drug Bill. Из обширного перечня мер по новому усилению запретов и репрессий стоит отметить введение смертной казни для крупных международных торговцев наркотиками, признание возможности и установление порядка использования вооруженных сил США в операциях по захвату наркодельцов, образование нового спецподразделения для выявления и уничтожения подпольных лабораторий и пр.(51)

Любопытно, что репрессивная антинаркотическая политика, направленная, в основном, против незаконной торговли, не обошла стороной и потребителей наркотических средств. Указ (Executive Order) президента США от 15 сентября 1986 года устанавливает административные санкции против государственных служащих, употребляющих запрещенные вещества из Списков 1 и 2. Администрации всех государственных учреждений и предприятий должны ввести обязательную проверку (путем анализа мочи) своих сотрудников, занимающих ответственные должности. В случае положительного результата анализа служащий подлежит увольнению со службы, если он продолжает употребление наркотиков или отказывается от предложения пройти курс лечения от наркомании. Эта программа затрагивает 1,3 млн. госслужащих США(52) и является ярким свидетельством нетерпимости американского государства к употреблению (пусть даже случайному) запрещенных наркотических средств своими гражданами.

Вообще, в последнее время антинаркотическая политика Соединенных Штатов все больше концентрируется на потребителях наркотиков и, в первую очередь, на потребителей « случайных » и « рекреативных ». Но, как и в области воздействия на предложение запрещенных субстанций, в сфере спроса эта политика не выходит за рамки запретительной логики. Цель ее - запугать потребителей наркотиков и заставить их воздержаться от приобретения этих веществ на черном рынке, а методы - все те же репрессии. Наркоманы и случайные потребители наркотиков могут быть исключены из учебных заведений, лишены стипендии и некоторых видов государственной помощи, в отношении них может быть допущена дискриминация при приеме на работу и т.д.(53) Таким образом, борьба с наркотиками в США все больше напоминает облаву государства на собственных граждан. Американская Религиозная коалиция за моральную политику в области наркотиков, объединяющая деятелей различных конфессий, совершенно справедливо подчеркивает, что « эта война ведется не против наркотиков, а, как и любая другая война, против людей и стран »(54).

Очевидно, что « война с наркотиками » в США развернута по всем направлениям - от выращивания наркотических растений до употребления готовых препаратов. Запретительная система противодействия наркомании и контроля за наркотическими веществами находит, таким образом, в американской модели свое наиболее полное и законченное выражение.

Наступление на наркотики по всем фронтам, подкрепленное солидной идеологической и научной базой и огромной финансовой поддержкой, не приносит, однако ощутимых позитивных результатов. Парадоксально, но факт: страна с самым совершенным механизмом борьбы с наркотиками, пользующаяся репутацией вдохновителя и лидера мирового режима контроля за ними, является крупнейшим в мире потребителем нелегальных наркотических средств. В 1988 году Исследовательская служба Конгресса США оценивала количество нелегально употребляемого количества героина в 6 тонн, кокаина - в 70-90 тонн, а марихуаны - в 6 000 - 9 000 тонн ежегодно (55) - больше, чем в любой другой стране. По данным Национального Комитета по исследованию потребления наркотиков (National Narcotics Intelligence Consumers Committee - NNICC), в 1992 году 67,7 млн. американцев признали, что по крайней мере один раз в жизни курили марихуану(56). Новая тревожная тенденция - Штаты выходят в лидеры не только по потреблению, но и по производству наркотиков - например, по незаконному выращиванию марихуаны (6 000 - 7 000 т. в 1992 г.(57)) они уже сейчас держат первое место!

Осознавая это, американские законодатели стремятся усилить репрессивный аппарат борьбы с наркотиками вместо того, чтобы задуматься о пересмотре безрезультатной запретительной политики. При этом объем финансирования программ по лечению и предупреждению наркомании уменьшается. Экономист Петер Рейтер (REUTER) отмечает, что в 1985 г. на поддержку системы репрессий против наркотиков правительство страны потратило 10-12 млрд. долларов, а на лечение и предупреждение наркомании - от силы 2 миллиарда(58). Налицо явный перекос наркотической политики в сторону силовых методов и репрессий.

Отвечая на вопрос, почему же США, несмотря на малоэффективность запретительной системы сдерживания наркомании, продолжает идти этим курсом, ученый видит в этом три причины. Во-первых, законодатели США боятся выступать против запретительно-репрессивной системы после того, как сами же, путем дезинформации, вызвали антинаркотическую панику населения. Во-вторых, заниматься финансированием программ лечения и предупреждения наркомании политически невыгодно, так как публика, на которую эти программы будут нацелены, мало что может дать политикам в избирательном плане. В-третьих, война с наркотиками более показательна и зрелищна - избиратель скорее поверит в эффективность борьбы с наркоманией, если ему будут говорить о количестве задержаний и конфискаций, чем о новых больницах и центрах для наркоманов. К тому же, учитывая объем затраченных средств и долгие годы одной наркостратегии, высказываться против запрещения наркотиков равняется в США политическому самоубийству. Публично сказать «нет» антигуманной запретительной системе могут позволить себе только деятели такой величины, как Джордж Шульц или Мильтон Фридман. Остальные политики не смеют критиковать древний курс наркотической политики перед широкими массами избирателей, хотя в мыслях многие поддерживают идеи ее либерализации(59).

Б. Мировой запретительный режим.

Трудно добавить что-либо новое к обстоятельному анализу современной системы международного контроля за наркотическими средствами и психотропными веществами, проведенному отечественными исследователями(60). Поэтому в этом пункте мы, продолжая разговор об американской запретительной системе, поговорим о том, как она смогла распространиться в мировом масштабе и воплотиться в универсальную форму глобального запретительного режима противодействия наркомании и контроля за наркотическими средствами.

Различные психоактивные субстанции, способные изменять психическое состояние человеческого организма - табак, кофе, алкоголь, опиум, каннабис и т.д. - всегда находились в различных обществах на особом контроле и неизменно являлись объектом пристального внимания государственных институтов и общественного мнения. Исторические и культурные особенности развития разных наций и народов обусловили довольно большой разброс во взглядах на каждый из этих продуктов. Скажем, в странах Азии под запретом всегда находился алкоголь, а практика курения опиума и каннабиса не подвергалась осуждению и гонениям. В латиноамериканских государствах обычным было употребление (жевание) листьев коки. Североамериканские индейцы использовали натуральные галлюциногены (мескалин, пейот) в своих религиозных обрядах.

Сегодня мы констатируем принадлежность подавляющего большинства членов международного сообщества к универсальной системе контроля над наркотиками, которая удивительно напоминает запретительную американскую модель: производство, продажа и хранение одних психоактивных веществ - каннабиса, кокаина, опиатов, галлюциногенов, барбитуратов, амфетаминов и транквилизаторов - в целях иных, чем медицинские и научные, подлежит уголовному наказанию, в то время как другие - алкоголь и табак - пользуются почти свободным режимом распространения, хотя тоже могут нести в себе немалую угрозу для общественного здоровья и безопасности. Это дает повод говорить о том, что современный международный режим контроля за наркотиками выгоден моральным и экономическим интересам одних стран (западные государства-потребители нелегальных наркотиков) и ущемляет интересы других (развивающиеся страны-производители наркотиков). Поэтому есть смысл говорить о доминирующем влиянии стран Запада, и особенно США, в установлении универсального запретительного режима контроля. Профессор Принстонского университета Э. Наделманн пишет по этому поводу: « Процесс эволюции этого режима должен пониматься как слияние пристрастий, интересов и моральных ценностей руководящих слоев наиболее могущественных государств (учитывая особенное влияние североамериканских партнеров) при выработке такой международной системы, которая соответствовала бы общественным нормам, имеющим силу в этих странах »(61). В предыдущем пункте мы уже говорили, в чем выражались эти пристрастия, интересы и ценности: сильное влияние протестантской религии и движения за трезвость, а также деятельность отдельных личностей (Чарльз Брент, Гарри Энслинджер и др.) вкупе с массированной пропагандой обусловили отрицательное отношение населения и руководящих классов США к наркотикам и определили развитие внутренней наркотической политики этой страны в рамках запретительной системы контроля за наркотиками. На международной сцене Штаты выступали с той же, запретительно-репрессивной, позиции, и задачей американской внешней политики стала глобализация и универсализация своей внутренней линии в этом вопросе.

С этой целью на протяжении всего двадцатого столетия США и другие западные страны оказывали давление на прочие государства, где видение наркотической политики было совершенно иным. Так, Запад добился уничтожения систем легального контроля за опиумом в странах Азии, заменив их системами запрета(62), несмотря на то, что первые зачастую оказывались более эффективными, чем вторые. Аналогичное давление производилось на правительства стран Южной Америки, чтобы заставить их отказаться от легального производства коки и криминализировать практику жевания листьев этого растения (63), несмотря на то, что обычай жевать коку уходит корнями в древнюю культуру латиноамериканских народов и не наносит особенного вреда здоровью человека(64).

Показательны усилия США в области глобальной криминализации каннабиса. Американская администрация сыграла решающую роль в решении Конференции ООН по выработке Единой конвенции 1961 г. запретить это растение и, более того, внести его, наряду с героином и другими действительно опасными наркотиками, в Список IV, признав тем самым отсутствие «существенных терапевтических преимуществ» каннабиса, хотя многочисленные научные исследования об эффективности конопли в лечении глаукомы, множественных и рассеянных склерозов, пара- и квадраплегии (паралич конечностей), хронических болей, дерматологических, респираторных и прочих заболеваний неоднократно ставили вопрос о целесообразности такой строгой меры(65).

Успех США в распространении запретительно-репрессивной модели борьбы с наркоманией и контроля за наркотиками можно объяснить отсутствием серьезной оппозиции других стран, где наркомания представляла не такую серьезную проблему, как в Америке. Мнения большинства государств сходились на том, что международный контроль за наркотиками нужен, поэтому при принятии первых международных документов в этой области общего консенсуса по наркотическому вопросу удалось достичь сравнительно легко. А учитывая значительную роль моральных и религиозных аргументов, выставляемых США на первый план, да и само лидерство Штатов в системе международных отношений, консенсус этот сложился именно в поддержку системы запретительной, а не какой-нибудь иной.

Небезынтересно отметить, что усилия США установить международный режим запрещения алкоголя, наоборот, у международного сообщества успеха не имели, хотя предпосылок для этого было гораздо больше, чем в случае с наркотиками(66). Однако, в итоге вышло так, что алкоголь не попал под международное запрещение, а наркотики были криминализированы международным сообществом. Ученые склонны объяснять это большей интеграцией алкоголя в культуры различных народов мира и его большей «западностью», т.е. тем, что алкоголь был социализирован, «принят» западными обществами в большей степени, чем наркотики (67).

Когда развитие международной наркополитики подошло ко времени принятия Единой конвенции о наркотических средствах 1961 г., Соединенные Штаты, поднаторевшие в риторике «войны с наркотиками» и сколотившие, преодолев разногласия с западноевропейскими партнерами, широкий международный антинаркотический фронт, неожиданно столкнулись с оппозицией международному режиму запрещения в лице стран-производителей наркосодержащих растений, большинство из которых совсем недавно стали независимыми. На конференции по выработке Единой конвенции речь шла о распространении мер контроля, предусмотренных до сих пор только для опиума, на другие растительные наркотики, которые выращивались как раз в странах третьего мира. Для крестьянского населения этих стран выращивание мака, коки и каннабиса является основным, а иногда и единственным, способом получения средств к существованию. Поэтому развивающиеся страны противодействовали курсу Запада на криминализацию выращивания, производства, торговли и т.д. натуральных наркотиков, и с тех пор международная наркодипломатия характеризуется устойчивым противостоянием «Север - Юг», когда каждая сторона (развитые страны-потребители наркотиков и развивающиеся страны-производители) отстаивают свои интересы в этой области. «Некоторые страны Азии, - пишет американский профессор Э.Наделманн, - предпочли бы установление другого, отличного от нынешнего, режима контроля за наркотиками, который легитимировал бы опиум. Многие государства Азии и Африки поддержали бы режим, разрешающий каннабис, мусульманские страны - запрещающий алкоголь, латиноамериканские государства - легализующий коку» (68).

Принятие Единой конвенции 1961 г. ярко продемонстрировало столкновение интересов различных государств в вопросе контроля над наркотиками. Признавая, как потом было указано в Преамбуле этого документа, «что наркомания является серьезным злом для отдельных лиц и чревата социальной и экономической опасностью для человечества » и сознавая « свою обязанность предотвратить это зло и бороться с ним», делегации стран-участников конференции по принятию Конвенции уделяли, тем не менее, больше внимания не столько здоровью своего населения, сколько своим экономическим интересам, связанных с производством наркотиков. Венгрия, например, выступала за исключение из списков веществ, подлежащих контролю, морфия, пытаясь защитить свое производство этого средства. Пакистан ратовал за исключение из « клуба » стран-экспортеров опиума Ирана, надеясь таким образом устранить конкурента в производстве этого наркотического средства. Советский Союз очень осторожно отнесся к намерению западных стран как можно больше сузить возможности стран-производителей в выращивании и производстве наркотиков, усматривая в этих намерениях ущемление суверенитета и нарушение права стран-производителей распоряжаться природными ресурсами на своей собственной территории и так далее.

Несмотря на все эти разногласия и все различия в культуре, истории и традициях государств-участников конференции, Единая конвенция 1961 г. была принята в редакции, выгодной интересам развитых стран. Она устанавливает режим контроля за наркотическими средствами в духе американской запретительной системы, обязывая правительства стран, подписавших ее, изменить свои внутренние законодательства о наркотиках в сторону усиления борьбы с ними и заставляет тем самым участников конвенции следовать в фарватере запретительно-репрессивной политики западного образца.

Универсализация запретительной системы контроля над наркотиками без учета мнений развивающихся стран-производителей наркотических средств всегда вызывала и вызывает сейчас множество проблем, осложняющих функционирование международных механизмов наркотического контроля. Среди них необходимо отметить, например, интерференцию проблемы распространения наркотиков и проблемы экономического развития. Ориентация мирового наркотического режима на США и страны Запада и доминирующая роль этих государств в международном измерении наркомании часто вызывают несогласие стран третьего мира, для многих из которых производство наркотиков составляет важную часть их экономической жизни. Ограничивая это производство. международный режим лишает тем самым развивающиеся страны большой части поступлений в их национальные бюджеты, не говоря уже о стремлении международной системы криминализировать древние обычаи населения этих стран употреблять наркотики в немедицинских целях (жевание листьев коки, рекреативное курение опиума и каннабиса). Протесты часто вызывают прямые вмешательства международных организаций и западных служб по борьбе с наркотиками во внутренние дела стран, на территории которых выращиваются наркосодержащие растения (операции по уничтожению нелегальных плантаций, по поимке наркоторговцев, иногда военные вторжения)(69).

Поэтому в последнее время запретительная концепция международного контроля над наркотиками, ориентированная, в основном на уничтожение предложения наркотических средств, все чаще подвергается критике. Очевидно, что результаты «войны с наркотиками» в международном масштабе далеки от удовлетворительных: наркотики продолжают распространяться и наркомания становится все более серьезной угрозой для здоровья человечества.

О смене приоритетов в сдерживании наркотиков заговорили на самом высоком уровне. В апреле 1990 г. при поддержке ООН в Лондоне состоялся первый международный саммит по снижению спроса наркотических веществ (заметьте, спроса, а не предложения), на котором президент Колумбии Вирджилио Барко сказал: «Мы совершили большую ошибку, сконцентрировав усилия на предложении наркотиков. Факты доказывают неизбежный провал политики, основанный на борьбе исключительно против выращивания и производства наркотиков»(70). Барко заявил, что видение проблематики наркомании должно стать более «тьермондистским», т.е. международная политика непременно должна учитывать проблемы развивающихся стран, низкие темпы развития которых способствуют увеличению незаконного выращивания наркосодержащих растений. «Необходимо покончить, - сказал он, - с манихейским подходом к проблеме распространения наркотиков, который возлагает всю ответственность за наркоманию на производителей, в то время как предложение наркотиков - ничто без спроса на них»(71).

Эти слова совершенно справедливы, однако, они по-прежнему остаются словами. Правительства западных стран действительно считают виновниками наркомании, захлестнувшей их государства, третий мир, в котором выращиваются наркосодержащие растения. При этом, направляя гнев общественности и средств массовой информации на развивающиеся страны, западные политики сознательно « не замечают » величины обратного, с Севера на Юг, потока куда более опасных, чем натуральные, синтетических наркотиков - психотропных веществ и медикаментов, которые могут стать предметом сильного злоупотребления.

Характерно, что при принятии Венской конвенции 1971 г. о психотропных веществах (барбитураты, амфетамины, транквилизаторы и др.) роли стран Юга и Севера поменялись: теперь уже развивающиеся страны требовали установления сурового контроля за искусственными наркотиками, подрывающими здоровье и безопасность их населения, а развитые страны защищали интересы своей мощной фармацевтической индустрии, которая имела в странах третьего мира емкий рынок сбыта и, понятное дело, не хотела покидать его. Результат этой очередной «битвы интересов» мы видим: положения Венской конвенции намного мягче строгих требований Единой Конвенции, что является замечательной иллюстрацией политики «двойных стандартов» западных стран в подходе к проблеме наркомании(72). Нынешнюю ситуацию, когда страны-производители подвергаются обструкции Запада за то, что на их территории « незаконно » выращиваются три наркосодержащих культуры (опийный мак, кока и каннабис) и одновременно вынуждены терпеть наплыв 179 искусственных психотропных веществ, которые производятся западными фармацевтическими фирмами и пользуются более свободным режимом контроля (при том, что для здоровья они не менее опасны), вслед за многими исследователями вполне можно назвать «новым колониализмом»(73) или «моральным империализмом»(74). Дело доходит иногда до анекдотических ситуаций: каннабис, например, как «особо опасный» наркотик, выращиваемый на Юге, занесен в Список IV Единой конвенции 1961 г., то есть поставлен под самый суровый международный контроль. Зато основное активное вещество этого растения - тетрагидроканнабинол, который производится на Севере, фигурирует лишь в Списке I Венской конвенции 1971 г., то есть правила контроля за ним менее строгие. Чем можно объяснить, что чистая субстанция контролируется менее строго, чем растение, в котором ее содержится 4-7 % - непонятно совершенно. Абсурдно и само определение международными конвенциями понятий « наркотическое средство » и « психотропное вещество ». Согласно статье 1 Конвенции 1961 г. « наркотическое средство » означает любое из веществ, включенных в Списки I и II - естественных или синтетических ». Точно так же Конвенция 1971 г. определяет психотропное вещество. В такой тавтологической формуле - «наркотиком является вещество, включенное в список наркотиков» - также нетрудно увидеть «прозападность» международной системы контроля над наркотическими средствами и психотропными веществами, так как если бы наркотики определялись международным правом согласно фармакологическим критериям(75), то в списки контролируемых веществ пришлось бы занести и табак, и алкоголь, и кофе, которые по медицинским классификациям являются самыми настоящими наркотиками.

Таким образом, даже далеко не полная картина международного режима контроля над наркотиками, позволяет установить значительное несовершенство механизма сдерживания наркомании, «пробуксовывающего» из-за его запретительной ориентации и амбиций западных держав решить проблему наркомании во всем мире с помощью своих силовых методов. Это наглядно демонстрируют результаты функционирования запретительных систем, о которых мы расскажем в следующей главе.

Наверх К оглавлению К введению Глава 2